Знакомьтесь — Вернер Херцог - Страница 50

Вы хотите сказать, что не могли провозгласить свое кино «подлинным»? Это должен был сделать кто-то другой?

Конечно, мы не могли просто взять и сами себя уполномочить. Карл Великий отправился в свое время за помазанием к Папе Римскому, а новое немецкое кино получило благословение Лотты Айснер. Недостающее звено, наше коллективное сознание — она уехала из страны, спасаясь от нацистов, и много лет была единственным в мире человеком, кто знал всех и каждого в кино с первого дня его существования, — настоящий мамонт. Лотта была одним из крупнейших историков кино и лично знала всех великих деятелей раннего кинематографа: Эйзенштейна, Гриффита, Штернберга, Чаплина, Мурнау, Ренуара, даже братьев Люмьер и Мельеса. И следующие поколения — Бунюэля, Куросаву — абсолютно всех. Только у человека такого масштаба было законное право утверждать, что мы делаем подлинным кино. Она говорила, что фильмы моего поколения — такая же подлинная культура, как и культура, созданная задолго до нас Мурнау, Лангом и другими веймарскими режиссерами. Это было необычайно важно.

Первый раз я увидел Лотту благодаря ее голосу. По-моему, это был 1965 год. Она читала лекцию на Берлинском кинофестивале, впервые после 1933-го вернувшись в Германию. Я проходил мимо открытой двери в конференц-зал, услышал ее невероятный голос, и настолько был ошеломлен, что вошел и стал слушать. Она говорила поразительные вещи, я просто обязан был выяснить кто эта женщина. Потом я узнал, что и она хотела поговорить со мной, посмотрев «Признаки жизни», но не решилась подойти. Один мой друг сказал: «Лотта так высоко отзывается о тебе и боится с тобой встречаться, а ты так высоко отзываешься о ней и тоже боишься с ней встречаться. Я должен вас познакомить». Мы встретились только в 1969-м, когда Лотта оказала мне честь, приехав на съемки «Каспара Хаузера». Это стало памятным и очень важным для меня событием. Она ничего не спрашивала, просто сидела тихонько, и вид у нее был довольный. Ее присутствие вселяло небывалую уверенность.

Когда Фриц Ланг посетовал, что нет больше настоящего немецкого кино, Лотта велела ему посмотреть «Признаки жизни». Ее одобрение и поддержка по меньшей мере десять лет давали мне силы противостоять жесткой критике. Бывало так, что никто не хотел смотреть мои фильмы. Хорошо помню, как мы сидели с Лоттой у нее дома, в Париже, пили чай, и я как бы невзначай сказал: «Я больше не могу». Она отхлебнула чая, прожевала печенье и, даже не взглянув на меня, очень спокойно произнесла: «Ты не бросишь снимать. История тебе не позволит». И стала дальше рассказывать, как соседи за стенкой шумят, или что-то в этом роде. То был один из ключевых моментов в моей жизни.

Вы обращались к роману Стокера или сценарий «Носферату» был основан непосредственно на картине Мурнау?

Наверное, и без Мурнау я мог бы снять фильм о вампире, но я хотел отдать ему дань уважения и раз-другой даже процитировал мастера, попробовав в точности воссоздать кадры из его «Носферату». Я поехал в Любек, где Мурнау снимал логово вампира, и среди немногих уцелевших после войны домов нашел те, что были в его фильме теперь там размещались склады соли. А там, где в 1922-м была невысокая поросль, стояли высокие деревья.

Наследники Брэма Стокера требовали очень большие деньги за права, поэтому Мурнау не стал называть свой фильм «Дракула», внес несколько заметных изменений в сюжет и придумал новое название. Мой фильм основан исключительно на оригинальном «Носферату», но я хотел придать своей картине иную окраску. Вампир Мурнау страшен, потому что у него нет души, и он похож на насекомое. Вампир же в исполнении Кински, — это воплощение экзистенциальной муки. Я попытался сделать его более «человечным». Я хотел наделить его способностью страдать, испытывать одиночество, жаждать любви и, что особенно важно, главным человеческим свойством смертностью. Несмотря на длинные когти и заостренные уши, Кински сыграл вампира очень эротичного. Кроме того, зло в фильме имеет не только негативные стороны: взять хотя бы веселье во время чумы.

Стокер в своем романе объединил все истории о вампирах, существовавшие с романтических времен. Что любопытно, в книге большое внимание уделено новым технологиям, там есть телеграф и первые фонографы — цилиндры Эдисона. Конец девятнадцатого века был отмечен большими переменами, возможно, нечто подобное происходит и сейчас — мы живем в цифровую эпоху. Как и тогда, в наши дни в обществе чувствуется какое-то беспокойство, а истории о вампирах всегда появляются в тревожные времена. Роман буквально кишит техническими новинками, и в этом смысле Стокер проявил недюжинную прозорливость, предвидя эпоху массовой коммуникации. По сути «Дракула» — история об одиночестве. Сейчас, более ста лет спустя, когда мы наблюдаем стремительную эволюцию средств связи, роман Стокера приобретает невероятную актуальность. Сюжет книги построен очень интересно, и развитие его завязано именно на технике, — правда, в экранизациях это не отражено.

Раз уж мы заговорили о средствах связи, позвольте кое-что добавить. Можете считать это официальным заявлением. Я твердо убежден, что все имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении средства связи, эти плоды прогресса, свидетельствуют о том, что грядет эпоха одиночества. Чем больше у человечества становится средств коммуникации — факс, телефон, электронная почта, интернет или что-то еще, — тем сильнее одиночество. Как ни парадоксально, но это факт. Эти устройства помогают нам избежать изоляции, но изоляция и одиночество — разные вещи. Если вы попали в буран в Южной Дакоте и до ближайшего города пятьдесят миль, от изоляции вас спасет обычный сотовый телефон. Но одиночество — проблема экзистенциальная.