Вы не перегнули палку, заставив Дитера бежать по джунглям со связанными руками?
После войны Дитер неоднократно возвращался в Азию. Он очень любит Азию и местных жителей. Мы снимали эпизод в Таиланде, в джунглях у лаосской границы на реке Меконг, потому что лаосцы не разрешили нам перейти границу. Разведчики засняли обломки его самолета незадолго до того, как мы начали работу над фильмом, так что мы точно знали, где искать, и Дитер даже готов был переплыть Меконг, но в итоге мы отказались от этой затеи. Телевизионщики, заказавшие мне фильм, хотели, чтобы я снял воссоздание событий, о которых рассказывает Дитер, — подобную чушь можно увидеть по телевизору в любой стране мира. Я этого на дух не переношу, и поэтому попросил Дитера сыграть все самому. Он был воплощением душевного здоровья, и для него не составило труда пройтись по джунглям со связанными за спиной руками, в сопровождении ребят с автоматами, которых мы наняли в соседней деревне. «Не самые приятные воспоминания», — говорил он, но это был относительно безопасный способ добиться от него чего-то экстраординарного.
Как «Малыша Дитера» приняли в Соединенных Штатах?
Американская публика приняла фильм очень хорошо. Естественно, меня спрашивали, почему я не осудил вторжение американских агрессоров во Вьетнам и почему в фильме вообще нет никаких политических оценок. Да, война отведена на задний план, но не стоит забывать, что для Дитера она длилась всего сорок минут. Он не собирался идти на войну, он просто хотел летать, и как у немца у него была единственная возможность осуществить свою мечту — эмигрировать в Штаты. Тот факт, что Дитер оказался на войне через три недели после того, как сел за штурвал, — всего лишь звено в цепи совпадений. Это же был 1965 год, не забывайте. Тогда Америка оказывала незначительную военную поддержку южновьетнамским генералам, пытавшимся остановить наступление с севера. Дитер был счастлив отправиться во Вьетнам, потому что друзья уши ему прожужжали про сайгонские стрип-бары. Он не собирался воевать и, как и многие, думал, что конфликт рассосется через пару недель. В 1965-м ни один американец не мог даже вообразить, что страна втягивается в многолетнюю войну. Но когда он оказался на месте, Вьетнам перестал быть для него просто точкой на карте. Он вдруг наполнился голосами и живыми людьми, людьми, живущими впроголодь, под угрозой воздушных налетов. С первых же дней отношение Дитера к службе изменилось, он начал понимать, что там, внизу, живые люди, страдание и смерть.
Гуманизм этого фильма не в скандировании политических лозунгов, а в другом. Общаясь с Дитером, я осознал, что его история по накалу и структуре напоминает древнегреческую трагедию. Это история о человеке и его мечте, страданиях и спасении.
«Крылья надежды» — фактически продолжение «Малыша Дитера», еще одна страшная сказка о джунглях.
Этот фильм — воплощение идеи, дремавшей в моей голове много лет. «Крылья надежды» — история Джулианы Кёпке, семнадцатилетней немки, единственной выжившей пассажирки самолета, упавшего в перуанские джунгли в канун Рождества 1971 года. Мать Джулианы погибла вместе с другими девяносто четырьмя пассажирами. Через десять дней поиски были прекращены, а на двенадцатый день из джунглей вышла Джулиана. История совершенно поразительная и невероятная. Я восхищаюсь Джулианой, она выжила только потому, что все сделала правильно.
Другая причина, почему меня так заинтересовал этот сюжет: в 1971 году я был в Перу на съемках «Агирре» и с женой, актерами и членами съемочной группы собирался лететь тем же рейсом. Я дал взятку сотруднику авиакомпании, чтобы получить посадочные талоны, но в последнюю минуту объявили, что посадка в Куско, куда мы направлялись, отменена, и самолет летит напрямую в Пукальпу. Только потом я узнал, что мы снимали «Агирре» в те же дни и неподалеку (нас разделяло лишь несколько притоков реки) от того места, где Джулиана сражалась за жизнь. Я несколько раз летал этим рейсом туда-обратно и знал многих членов экипажа, погибших в тот день. Авиакомпания пользовалась дурной славой: за несколько месяцев до этого случая пилоты, у которых, как позже выяснилось, истек срок летной лицензии, промахнулись мимо посадочной полосы в Куско, и самолет врезался в гору. Из-под обломков извлекли тела ста шести погибших, при том, что максимально допустимое количество пассажиров для такого самолета — девяносто шесть. Сотрудники продали десять стоячих мест в проходе, а деньги положили себе в карман. Я знал, что однажды сниму об этом фильм, но найти Джулиану оказалось не так-то просто. Спасаясь от прессы, она исчезла, не оставив следов, залегла на дно, вышла замуж и сменила фамилию. Мне удалось разыскать ее отца, но он наотрез отказался сообщить имя и адрес дочери. Убедить его в том, что я не назойливый репортер, было невозможно. Я думал, что Джулиана живет где-то в Перу, потому что там она выросла. Я знал, что она любит джунгли и решил, что она, наверное, работает там биологом на какой-нибудь экологической станции.
В итоге я нашел Джулиану благодаря старой газетной вырезке с заметкой о похоронах ее матери в маленьком баварском городке. Я нашел давно ушедшего на покой священника, который проводил церемонию, и он рассказал мне, что в соседней деревне живет ее тетушка. Я отправился туда, но пожилая женщина отказалась говорить со мной. Я попросил ее передать Джулиане мой номер телефона, что она и сделала. Джулиана позвонила мне, и выяснилось, что она живет не в Перу, а в Мюнхене. Я спросил, не может ли она уделить мне всего полчаса, ни минутой больше, и пообещал не записывать наш разговор на пленку. Также я сказал, что ровно через пять минут мы прервем беседу, если она того захочет. Мы встретились, я снял часы, положил их на стол, а ровно через триста секунд встал, взял часы, поклонился и сказал: «Как договаривались. Если вы не согласны побеседовать еще двадцать пять минут, я удаляюсь». Она взяла меня за руку и сказала: «Садитесь, мы еще не закончили».